«Мы помним»

В войну солдаты город защищали,
Чтоб жить в родной Отчизне мы могли,
За нас с тобою жизнь они отдали,
Чтоб в мире больше не было войны.
Кружился снег, а город наш бомбили,
Была тогда жестокая война.
Защитники фашистов победили,
Чтоб мирной стала каждая зима.

День воинской славы России — День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады (1944 год) — отмечается ежегодно 27 января в соответствии с Федеральным законом от 13 марта 1995 года № 32-ФЗ «О днях воинской славы (победных днях) России».
Блокада Ленинграда длилась почти 900 дней и ночей. Началась она 8 сентября 1941 и была прорвана 27 января 1944 года. Согласитесь, это просто цифры, но за ними стоят судьбы простых людей, которые переживая страшный голод, холод, бомбежки не сдались, продолжали работать и жить на зло врагу. Вот именно о жизни ленинградцев, а именно о самых маленьких жителях города Ленинграда мы сегодня и поговорим. В городе, в блокаду осталось очень много детей разного возраста.
И вот пришел день освобождения. 27 января, наши солдаты прогнали фашистов с Ленинградской земли.
В этот день в честь разгрома фашистских войск под Ленинградом над Невой прозвучал праздничный салют. Все люди вышли из своих домов и со слезами на глазах смотрели в небо.
С тех пор прошло много лет. Но подвиг, совершенный ленинградцами в годы блокады, навсегда останется в нашей памяти, в названиях улиц и площадей, в величественных памятниках.
Самые известные из них – памятник героическим защитникам Ленинграда, Разорванное кольцо – памятник прорыву блокады Ленинграда, памятник Матери – Родине на Пискаревском кладбище, где захоронено очень много ленинградцев,
Цветок жизни – памятник детям, погибшим во время блокады.

Специалисты Дома Культуры и библиотеки подготовили и провели час патриота «Мы помним»-«День воинской славы 80 лет со дня полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады». Школьники вновь услышали о страшных днях блокады и зачитали письма детей блокадного Ленинграда.

Письма детей блокадного Ленинграда:
«К началу войны мне не исполнилось еще и 7 лет. В октябре 1941-го после бомбежки и ранения мама водила меня на перевязку в поликлинике на Красной улице.
Всю дорогу она наставляла меня, что надо не плакать, когда медсестра будет снимать, а точнее отдирать старую повязку: „Стыдно плакать. Всем трудно, тяжело, больно, не только тебе, сожми кулачки и молчи“.
«… Горожане быстро съели все свои запасы в домах. Варили похлебку из плиток столярного клея… В городе исчезли все коши и собаки… Родные уходили на работу, а я оставалась одна в пустой квартире и лежала на кровати. Уходя, взрослые оставляли мне кружку с водой и маленький кусочек хлеба. Иногда за ним приходили крысы, я называла их «кисками»
«. «Мы не знали другой жизни, не помнили ее. Казалось, что это и есть нормальная жизнь – сирена, холод, бомбежки, крысы, темнота по вечерам… Однако я с ужасом думаю, что должны были чувствовать мама и папа, видя, как их дети медленно движутся к голодной смерти. Их мужеству, их силе духа я могу только позавидовать.»
«Однажды в октябре мама взяла меня с собой в булочную за хлебом… Я вдруг увидела муляж булки в витрине и закричала, что хочу ее. Очередь стала объяснять мне, что это не настоящая „булка“ и есть ее нельзя, можно сломать зубы. Но я уже ничего не слышала, не понимала, я видела булку и хотела ее. Я начала вырываться, бросаться к витрине, со мной началась истерика…»
«Школы закрывались одна за другой, потому что учеников становилось все меньше. А ходили в школу в основном из-за того, что там давали тарелку супа. Помню переклички перед занятиями, на каждой из которых звучало — умер, умер, умер…»
«С каждым днем есть хотелось все сильнее. В организме накапливался голод. Вот и сегодня, я пишу эти строчки, а мне так хочется есть, как будто я давно не ела. Это ощущение голода всегда преследует меня. От голода люди становились дистрофиками или опухали. Я опухла и мне это было забавно, я хлопала себя по щекам, выпуская воздух, хвастаясь, какая я пухлая».
»Умирали люди прямо на ходу. Вез саночки — и упал. Появилось отупение, присутствие смерти
рядом ощущалось. Я ночью просыпалась и щупала – живая мама или нет».
«… Мама оказалась в больнице. В итоге мы с братом остались в квартире одни. В какой-то из дней приш
ел отец и отвел нас в детский дом, который находился около училища Фрунзе. Я помню, как папа шел, держась за стены домов, и вел двоих полуживых детей, надеясь, что, может быть, чужие люди их спасут».